Смешно, как одно дерево может казаться живой книгой. В Киото, вишни, выстроившиеся вдоль Философской тропы, будто окрашивают весь город в нежный розовый свет – местные до сих пор говорят, что цветение несет молитвы о начале новой жизни. А когда я была в Оахаке, я нашла одинокий платан на тихой площади, его корявые корни обвивают древний камень, который до сих пор отмечает место собраний доиспанских времен; говорят, что клены там шепчут имена первых поселенцев, которые их посадили. В Париже, дубы Люксембургского сада стоят с семнадцатого века, и каждую зиму детям там рассказывают, как узнавать старые деревья по рисунку коры – урок истории, спрятанный в простой игре. Даже в самом сердце Нью-Йорка, на Мидтауне, одинокое дерево жакаранды может превратить бетонный угол в фиолетовый сон, и местные жители клянутся, что его цветы – символ надежды, напоминание о том, что даже в каменных джунглях есть место для неожиданной красоты. Каждое дерево – как страница в книге, которую я храню в памяти, в ожидании новой прогулки по другому городу.